в более поздних томах

Some years later, Susan would tell him the story of Oedipus, and he would absorb it in quiet thoughtfulness, thinking of the odd and bloody triangle formed by his father, his mother, and by Marten—known in some quarters as the good man. — Несколько лет спустя Сюзан рассказала ему легенду об Эдипе, и он слушал её в глубокой задумчивости, размышляя о чудовищном и кровавом треугольнике, образованным его отцом, его матерью и Мартеном – известном в некоторых кругах как нужный человек. (ТБ 1)

“… the good man,” the Guard was saying. / “In Farson?” / “In two weeks,” the Guard replied. “Maybe three. — …добрый человек, – говорил Страж. / – В Фарсоне? / – За две недели, – отозвался Страж. – Может быть, за три. (ТБ 1)

“… the good man,” the Guard was saying. / “Farson?” / “In two weeks,” the Guard replied. “Maybe three. — …добрый друг, – закончил свою фразу стражник. / – Фарсон? / – Через две недели, – ответил стражник. – Может быть, через три. (ТБ 1, r.)

She didn’t think it was Depape, or the one named Reynolds, either. The only thing she could tell about the fellow for sure was that he wore a flat-brimmed hat, the sort she associated with men of the Inner Baronies, back when travel between east and west had been more common than it was now. Back before John Farson came—the Good Man—and the bloodletting began. — Девушка уже понимала, что перед ней не Дипейп, не Рейнолдс, но пока различала только шляпу с широкими полями, какие ассоциировались у нее с людьми, приезжавшими из Внутренних феодов в те дни, когда поездки с востока на запад и наоборот были обычным делом. До нынешних лихих времен, до того, как появился Джон Фарсон, Благодетель, и началась резня. (ТБ 4)

He had progressed through the khef over many years, and had reached the fifth level. At the seventh or eighth, he would not have been thirsty; he could have watched his own body dehydrate with clinical, detached attention, watering its crevices and dark inner hollows only when his logic told him it must be done. He was not seventh or eighth. He was fifth. So he was thirsty, although he had no particular urge to drink. — Стрелок много лет совершенствовался в искусстве выживания – кеф – и достиг пятого уровня. На седьмом или восьмом он вообще не будет испытывать жажды; он будет точно управлять своим телом, принимая воду только тогда, когда подскажет ему расчёт. Но он не был пока ни на седьмом, ни на восьмом уровне, он был на пятом. И испытывал жажду, хотя особой потребности в воде у него не было. (ТБ 1)

“You don’t have any idea what door it might open?” Roland asked Eddie. “That was not part of your khef?” / “No—but it might be good for something even though it isn’t done.” He held the key out to Roland. “I want you to keep it for me.” — Возможно, тебе известно, какую дверь он отмыкает? – Роланд обращался к Эдди. – Не значилось ли это в предначертаниях твоего кеф? / – Нет… но на что-нибудь он, может, и сгодится, хоть и недоделанный. – Молодой человек протянул ключ Роланду. – Я хочу, чтобы он хранился у тебя. (ТБ 3)

They shared each other’s thoughts, Roland had said; sharing khef was part of what ka-tet meant. And what had been seeping into Jake’s thoughts ever since Roland stepped into the aisle and began to try Blaine with riddles from his young days was a sense of doom. — Они разделяют мысли друг друга, говорил Роланд. Разделенный кхеф – один из атрибутов катета. И сейчас, когда Роланд вышел в проход и начал испытывать Блейна загадками, которые слышал в молодости, в мыслях у Джейка стало проскальзывать ощущение обречённости. (ТБ 4)